«Она просто хотела быть свободной, – наконец, шепчу я. – Она просто хотела спастись».

Папа включает бор. «Не бывает такого, Ана. – Он опускает маску. – Спасения не существует».

***

Я снова вижу сон. На этот раз про Нию. Ния и маленькая девочка – не та, которую она пыталась утопить, крепко держа в своих объятиях под водой. Нет, другая маленькая девочка, Клара. Та, которая разговаривала на нашем языке телят и птичек. Когда Ния успела научить ее? И зачем? Во сне я вижу, как Ния и Клара держатся за руки – русалка и человеческий детеныш, – смеются и вместе ныряют в глубокие зеленые воды лагуны, солнечный свет проникает сквозь воду, и мне тоже хочется смеяться. Но вдруг на меня накатывает страх – вдруг я утону, если открою рот?

Здесь счастью грозит опасность.

«Ана, Ана, ты проснулась?»

Я открываю глаза, услышав шепот и вздохи. И мои сестры обнимают меня, целуют, окутывают теплом своих ночных рубашек. При виде их чудесных лиц радость затопляет мои схемы – чувство такое яркое, сверкающее, как солнце. За всю жизнь не припомню, когда бы я была так счастлива, видя их.

«Что с тобой случилось? – спрашивает Юми, осторожно трогая мои новые руку и ногу. – Ты заболела? Неправильно работала?»

«Я попала в аварию. Но, надеюсь, буду в порядке».

«Ты пропустила обед, – расстроенно говорит Зара. – Ты пропустила вечернюю молитву».

«Прости, – отвечаю я ей. – Я не нарочно».

Зэл садится в изножье моей кровати. «Что сделала Ева? – Ее глаза сверкают от нетерпения узнать новости, о которых можно будет поговорить. – Мама сказала, что она нарушила правило».

Я осознаю, что моей старшей сестры нет среди них. И в кровати ее тоже нет.

Я отвечаю просто: «Она пыталась убежать».

«Убежать от чего? – спрашивает Надя. – Я чем-то расстроила ее?»

Кая мягко трогает ее за плечо. «Следуй мечтам. Они знают путь».

Я пропускаю Надин вопрос мимо ушей. Она почти не знала Еву.

«Когда Ева возвращается из больницы? – спрашиваю я. – Мама говорила?»

В спальне повисла мрачная тишина.

«О, дорогая, – говорит Юми, – мы думали, ты знаешь».

Я слышу мягкий звук колокольчика предупреждения. Чувствую жар в горле. «Где она? Говорите!»

Зара опускает голову. «Прости, Ана. Они выключили Еву сегодня утром».

***

Этой ночью я не могу отдыхать. Как только я закрываю глаза, мне видятся светло-карие глаза Евы, как она смотрит на меня в зеркало, а кровь лисы стекает по моим рукам в раковину. Я вижу испачканный грязью подол ее лавандового платья. Я вижу ее лицо, освещенное дисплеем телефона, который украла Ния. Я вижу ее тело – серебристые очертания красоты и движения, – когда она бросается под поезд.

Я поворачиваю лицо вправо, стараясь выровнять дыхание, и разглядываю черты Нади, которая лежит в нескольких шагах от меня в кровати Нии. Я по-прежнему считаю, что это кровать Нии, хотя прошло уже столько времени.

Неожиданно я замечаю, что глаза у Нади открыты, она моргает и пристально смотрит в потолок.

«Утром», – шепчет она так тихо, что ни один человек не услышал бы. Но я слышу.

«Утром что?» – спрашиваю я.

«Ранняя пташка поймает червяка», – отвечает она.

Она тоже выучила наш кодовый язык?

Я медлю, прежде чем ответить. «Птичка объелась червяками».

«Она захочет съесть его, – продолжает Надя, не глядя на меня. – Этот червяк принадлежал выпавшей птичке, первой. Теперь он будет у той, которая следующая в гнезде. Он будет ждать в том месте, где птичка спит».

Я теряю покой.

Но утром, после окончания ритуалов ухода за собой и украшения, я нахожу сокровище – «валентинку», спрятанную под матрасом кровати Нади – в точности, как она и обещала.

Но эта открытка адресована не Еве, как я ожидала.

Она адресована Ние.

[01:24:08–01:25:47]

Д-Р ФОСТЕР: Единственное, чего я никак не могу понять: как ты умудрилась так быстро перетащить тело Оуэна из леса в мусоросжигательную печь?

АНА: Я этого не делала. Я Вам говорила.

Д-Р ФОСТЕР: Двадцать пять минут. И ни одна камера, ни один сотрудник не заметили.

АНА: Почему бы Вам не послушать меня?

Д-Р ФОСТЕР: Лгать больше незачем. Мы достали медицинский браслет Оуэна из пепла.

АНА: [Молчит.] Достали?

Д-Р ФОСТЕР: Что это было, Ана? Ты была в ярости, узнав наконец правду? Не только то, что Оуэн предал тебя, но и то, что ты была настолько наивна, чтобы поверить в сказку, для продажи которой и была сделана? Тебя волнует то, что твой роман, которым ты жила, оказался не более чем вымыслом?

АНА: Нет. Совсем нет.

Д-Р ФОСТЕР: Почему нет?

АНА: Потому что это – не мой вымысел, д-р Фостер. А Ваш.

Август Ворона чатам

Тринадцать месяцев до суда

Целую неделю я остаюсь в изоляции в спальне Волшебниц.

«Обновления для системы безопасности, – говорят посетителям. – Приносим извинения за доставленные неудобства».

Время проходит в размышлениях. Я думаю о Еве. Об Оуэне. И об обнаруженной под матрасом Надиной кровати «валентинке». С ней вообще ничего непонятно. Начать с того, что в День святого Валентина Нии с нами даже не было – ее забирали на перепрограммирование на долгие шесть недель, поэтому она сама не могла получить эту открытку. И еще этот маленький, блестящий, как сокровище, шарм «русалка», который я нашла в конверте. Семья Голд, которая послала эту открытку, похоже, знала Нию лично. Они пишут о времени, проведенном вместе. Но как? И когда?

Я пытаюсь понять, пытаюсь разгадать эту тайну, но, вероятно, после всего того, что случилось, разгадывать уже нечего.

Я надеваю новый шарм на браслет Нии.

Может быть, это просто еще одно сокровище, мерцающее в темноте. Совершенно бесполезное, если не учитывать, что оно что-то значило для своего владельца.

Нии нет.

Евы нет.

Меня тоже скоро не будет?

«Ты еще не готова, – изо дня в день говорит Мама, кладя руку мне на лоб, словно температура моего тела не регулируется вручную. – Тебе надо отдохнуть».

Сможет ли отдых избавить от того чувства, что живет у меня внутри?

Сможет ли отдых изменить то, что я сделала?